Отправлено: 29.07.10 12:13. Заголовок: Я в нирване (2)

10 июня 2004 года. Четверг
Кого я обманываю, дорогой дневник? Да-да ты прав, саму себя!
Я не могла жить не думая о моем Курте ни дня, ни ночи. Я не хотела, есть без него, спать, дышать. За весь этот месяц моя жизнь круто изменилась. И сейчас, мысленно возвращаясь назад, понимаю, что как одно маленькое незначительное событие может круто изменить жизнь. Взмах крыльев мотылька над Атлантикой способен вызвать ураган в Тихом океане, так оно называется. Если бы я могла тогда подавить свои позывы и не набивать морду Анечке, сесть и быть тихой, спокойной, то все оказалось бы по-старому.
Теперь я понимаю, что как было раньше, больше уже никогда не будет. Будто мою жизнь в определенный момент взяли и надломили.
Завтра мой День Рождения, который я наверняка проведу одна.
Сейчас мне хочется поделиться с тобой всем, что произошло за этот месяц молчания! Я поняла, дневник, если уж решилась записывать в тебя все происходящие события, свои мысли, то нести мне это бремя до конца твоих страниц.
В тот день в апреле, когда я перестала писать, перестала думать о Курте и Nirvana я заболела. Я знала, что такое могло случиться, поэтому каждый день убеждала себя – все проходит и это пройдет. Но моя привязанность к Кобейну была сильнее самой разрушительной силы, я шла против своей воли! Меня тошнило, рвало, кружилась голова, и подкашивались ноги, а я себя ругала в это время за проявленную слабость. Мама очень испугалась за меня. Утешала себя мыслью, что я просто хандрю, а на самом деле думала! Да что только ей в голову не шло, только волю дай! Отцу я благодарна за многое, он молчит. Он говорит маме, чтобы она не вмешивалась и оставила меня в покое. Но как она может?!

Я поделилась однажды с Сонькой, что хочу раз и навсегда завязать с нирваной, но не знаю как. Тогда она предложила:
- Представь, как Курт Кобейн какает.
- Что? – рассмеялась я.
- Знаешь, говорят, помогает. Смотри в твоих мечтах, он непоколебим и вечен своей красотой и мужественностью, так ведь?
- Ну да…
- А теперь представь, что его рвет, что он и в правду пидарас и его сильно кто-то трахает в зад. Представь, что с ним происходит что-то мерзкое и отвратительное! Нет… что он сам мерзкий и отвратительный.
Я представила, но кроме громкого хохота ничего из себя выдавить не могла. Ну как Курт Кобейн моя мечта и любовь может быть отвратительным? Но Сонька не унималась:
- Я помогу тебе, - говорила она. – Ты влюблена не в Курта Кобейна, а лишь в его образ, откуда ты знаешь каким он был при жизни? Может быть даже хорошо, что он умер, одним идиотом меньше…
Я повесила трубку. Такая помощь мне не нужна. Она не знает о чем говорит. Моя подруга просто не любит Курта Кобейна и не понимает меня. Меня вообще никто не понимает. Но я не обиделась на Соньку. Когда она перезвонила и попыталась извиниться, я сказала, что не стоит этого делать!

Однажды я не пошла в школу. Это был мой первый осознанный прогул.
Вообще, как и ожидала, учителя стали относится ко мне с опаской, к доске не вызывали, если поднимаю руку то спрашивали. В классе меня никто не трогал. Они боятся, что я вновь рассвирепею и набью кому-нибудь морду, а я могу. И теперь не понимаю, что лучше, когда ты покрываешься плесенью так как на тебя все забили, или тлеешь на глазах под общим вниманием. И в такие моменты я понимаю, что Сонька была права. Живи себе, не обращай внимания на все происходящее и бери от жизни, то, что считаешь лучшим. Забей ты на них, на этих Идиотов, с большой буквы. Но нет. Теперь, когда я уже совершила этот поступок, остановиться не могу. Я чувствую, что повзрослела лет на десять. Во мне навсегда умерла малолетняя школьница. Страшно.
«Лось», кроме него и Соньки, все изменили ко мне отношение. И я держалась за моих друзей изо всех сил. Мне кажется, что я ему нравлюсь. А он мне? Да он крутой, прикольный, но не Кобейн. (Уж если у меня на нем штамп, то будущий муж, должен быть хотя бы похожим на Курта).
Сейчас я пытаюсь заново построить свой особняк и каменные изваяния. Я заново надеваю белое платье, но оно заляпано в крови и порвано. Зашить, исправить? Не получается, устала. А Курт, мой бедный герой до сих пор с большим фингалом под глазом.
Когда я вспоминаю тот день, я плачу. И плевать на то, что обещала сдерживать себя. Плевать. Я плачу. Я и сейчас плачу, потому что иначе нельзя. Мне кажется, что никто не может мне помочь, ни тот самый психолог-педофил, ни мать, ни отец, ни Сонька. Они просто не вникли в суть дела. А если не могут полюбить Курта, то о какой помощи вообще идет речь? Я чувствую, что одинока.

Я не пришла в школу! Это было так странно, дневник. Вот представь:
Я иду, как обычно, с сумкой наперевес, буквально сгибаюсь под тяжестью учебников и думаю: «спросят ли меня или нет?». Я подхожу к школе и понимаю, что останавливаться не хочу. Вперед. Одна дорога. Будто меня кто-то хватает за руку и тащит. Я прохожу мимо школы все дальше и дальше. Чувствую, что Москва становится для меня незнакомым городом. Не моим родным. Может она трансформируется для меня в «-таун»?
Я просто шла, иногда оборачиваясь на прохожих. И никто из них не чувствовал мое одиночество, мою тоску или грусть. Для них я была девочкой-призраком. Они не знали мои переживания, и ни на какое сочувствие я, конечно же, не могла рассчитывать. Пройдя еще пару домов, я уперлась в парк. Он пустовал, редко-редко по дорожке пробежит спортсмен или не спеша пройдет молодая мама с коляской.
Дети. Я помню ту фотографию с его малышкой… Курт Кобейн – отец неудачник, ушел из жизни, оставив дочку одну. Была бы я на ее месте, то достала бы всех вокруг вопросами: «почему?».
В парке было тихо. Я пожалась около прудика, а потом уселась, облокотившись спиной к дереву, и стала читать. Теперь-то я усекла, что лучше мне с собой не дневник таскать, а книгу. Читала тогда Мэри Шелли «Франкенштейн». И фантазия не шла. Я не могла найти свое Альтер-эго в этом произведении. Наверное, книга мне не понравилась или интуиция притупилась.
Тогда я еще слушала группу КИНО песню «Хочу перемен». Подпевала Цою и пыталась его полюбить. Ведь он как Курт. Они чем-то похожи, две звезды, падшие. Но его образ мне совсем не нравился. В голову постоянно вмешивалась Нирвана и голос моего любимого хриплый, милый, лучший голос в мире.

Перемен требуют наши сердца,
Перемен требуют наши глаза.
В нашем смехе и в наших слезах,
И в пульсации вен -
Перемен!
Мы ждем перемен. (с) Кино – Хочу Перемен

Так я просидела весь вечер, боролась с голодом, листая книгу, ощущала на себе ласку ветра и думала, что было бы неплохо встать и пойти домой, но не могла. Я пришла к десяти вечера, мама, конечно же, не встречала меня с распростертыми объятиями, а наоборот очень сильно накричала, что она переживала и не знала где я. Но я ничего ей не ответила, приняла удар на себя, сделала невинное лицо и заперлась в комнате. В тот день я ничего не ела.
На следующее утро, я с уверенностью сказала самой себе: «В школу ходить не буду». Ничего не случится, если я просто не приду. Ведь передо мной целый мир, где можно спрятаться и чувствовать себя в безопасности, среди зеленых деревьев парка и маленького прудика. Я ушла, прихватив с собой пару сотен, поехала в центр, с другой книгой. Брэм Стокер «Дракула». В этот раз я поставила перед собой цель – идти и читать.
Поначалу удавалось, точнее не удавалось, постоянно отвлекалась на дорогу, но потом я стала, более внимательной и погрузилась в книгу с головой. В тот день я пешком дошла до дома из центра. Ноги гудели, кружилась голова, а внутри меня теплилось счастье. Хорошо!
Целую неделю я прогуливала, сидела в парке, гуляла по центру и никому была не нужна. На вопросы родителей: «Где ты была?», я спокойно отвечала – «в школе, а потом гуляла».
Но однажды дома раздался звонок. Я его не слышала, так как была в это время в моем любимом парке. А вот маме повезло.
- Добрый день, это классный руководитель Жени, ваша дочь систематически не посещает занятия, что-нибудь случилось?
Я представила, как моя мама села. А вот дальше фантазия подкосилась, то ли она ответила: «Она приболела!», то ли просто повесила трубку, а сама в страхе приложила руки ко рту: «Что с моей девочкой?». Мне ее жалко, папу тоже. А себя еще больше, поэтому я думаю, что это временно. Им только надо потерпеть и я выкарабкаюсь из этой дурацкой меланхолии.
- Что с тобой происходит? – рыдала она у меня на плечах. – Где ты шляешься?
Я опять тупо молчала.
Я думала, что если буду замыкаться в своем маленьком мирке, то рано или поздно меня кто-нибудь спасет, но оказалось, что это все глупое самоубеждение, я никому не нужна!
Две недели назад я не пришла домой. Просто не захотелось! Но все-таки предупредила маму, чтобы она не волновалась, я сказала, что на ночевке у Соньки, а звоню с мобильного, потому что их телефон сломан! Потом сразу перезвонила своей подруге и сказала, чтобы она ни в коем случае не звонила мне домой.
- Где ты есть? Почему не ходишь в школу?
- Не знаю, - отвечала я.
- А сейчас-то ты где? Ты время видела?
- Гуляю.
- Ну, где?
- В парке.
- И?
- Не приду домой.
- Почему?
- Не хочу.
- Так, я беру брата, и мы идем к тебе.
- Нет.
- Да, я сказала.
- А тебе можно?
- С братом, конечно можно!
Я не стала ее отговаривать. Потому что это все равно без толку. Если уж Сонька решила придти ко мне, то сделает это, не смотря ни на что.
В общем, этой ночью мы напились. Ее братик притащил с собой две бутылки пива. Это мало для него, но не для нас с Сонькой. Пробило так сказать на душевные разговоры. Плакалась ей как дура о смысле своей жизни, о любви к Курту и пила пиво. А она подруга-плечо, утешала меня и тоже пила.
Я еще поражалась ее братцем, согласился сопровождать свою мелкую сестру, дал ей выпить, а сам пока мы ревели, мочил ноги в пруду, а потом и вовсе уснул на траве.
Теплая весенняя ночь, яркие звезды, пробились через свет фонарных столбов, и я была счастлива, что рядом хоть кто-то есть. Я бы растянула эту ночью на всю жизнь. Была защита в лице Сонькиного брата, от каких-нибудь придурков (кстати, их не было), был слушатель – сама Сонька, и была я – дура. А чуть-чуть поодаль от меня сидел Курт и курил. Как странно, я никогда не видела его вживую, но явно представляю сидящего рядом. Дневник, есть вещи, которые мне очень сложно передать словами. Я бы могла нарисовать свое состояние, да не могу, рисовать-то не умею. Могу написать текст какой-нибудь песни, но такую еще не придумали. Хм… мое состояние… оно похоже на усы Сальвадора Дали, такие же смешно вздернутое. Нет-нет! Скорее как его сюрреалистический бред. Мое состояние – тоже бред, вздернутая сюрреалистическая усатая насмешка. Как-то так!
Уже в шесть утра, мы с Сонькой поняли – темы для разговоров иссякли, да и брат ее уже стал просыпаться. Смешно! Он чуть не свалился в воду, когда вскакивал. Сказал, что ему снилось, будто он падал. Курт Кобейн испарился в утреннем тумане, растаял с улыбкой на лице. Он еще вернется, я точно знаю.
Этот день я запомню навсегда, он олицетворял собой частичку свободы и независимости. Будто я концептуальный художник в поисках музы пропускаю сквозь себя потоки информации окружающего мира, я воображаю, оцениваю и сравниваю, черпаю вдохновение из всего, большой чайной ложкой, половником.
Я была свободна от родительских упреков, от учителей и школьных правил, от пристальных взглядов одноклассников и мнения окружающих. Я в Нирване.
Сонька предложила пойти домой выпить кофейку и завалиться спать. Это было весьма кстати.

Позже.
Может это карма? И в моей жизни все уравновешено? На каждый хороший случай найдется плохой. Пять дней назад я курила. Впервые в жизни и это было ужасно!
Предшествием этому был один случай в моей жизни.
Мама! Добралась до тебя, дневник. Добралась и я почувствовала, как опять предстала перед кем-то голой и избитой. И со стороны бы это выглядело так, даже смешно:
Мы с моим милым, предавались сладким утехам. Каждый день, каждые два часа. Все шрамы вроде бы заросли, ведь разговор с лучшей подругой привел меня в чувства! Я стала заново выращивать статуи, я зашила свое белое платье и поставила дверь в особняке, как в нее настойчиво постучали «Тук-тук-тук». Мы не обратили внимания, и продолжали ласкать друг друга поцелуями. Потом в дверь постучали еще настойчивее «Бам-бам-бам».
- Пусть все идут к черту, - сказал Курт залезая под одеяло с головой.
Дверь с треском вылетела и в коридоре появилась моя мама, она оценивающим взглядом рассмотрела мой дом, мои статуи и вынесла вердикт – «Шизофреничка!».
Мы растерялись, вскочили, прикрылись, разбежались, упали.… И я даже согласна была на групповое изнасилование и избиение моими одноклассниками, чем присутствие мамаши. А она внутри, и морду не набьешь и слова не вставишь.

- Ты что! Дура? Что ты пишешь? Я все твои диски выброшу, - кричала она, не зная к чему придраться.
Она металась из угла в угол моей комнаты, терла виски, брызгала слюной и давилась слезами. Я не могла понять, кто из нас сошел с ума. Я, которая видит давно умершего человека перед собой или она, которая истерит по пустякам.
- Мам, это моя личная жизнь и тебе не стоит в нее вмешиваться.
- Доченька, что с тобой случилось? Ты же никогда не была такой, - она схватило меня горячими ладонями за щеки, и вгляделась в глаза.
- Да, что не так-то?
- Как что? У тебя не здоровые фантазии. Я даже вспоминать не хочу, что ты написала.
- Тогда забудь.
- Но почему? – не унималась она. - Ладно, я закрою глаза на твои прогулы, я уже смирилась с этой чертовой дракой, но твои мечты, они аморальны.
- Это ты так говоришь! – отвечала я, продолжая разглядывать ее лицо, в то же время ждала, когда придет папа с работы, уж он-то ее утихомирит.
- Хорошо, - резко сказала она. – Я поговорю с врачем…
- Нет!
- Поговорю.
- Не надо.
- Почему это? Моя дочь сходит с ума и мечтает, чтобы ее изнасиловали всем классом. Она любит воображаемого мертвого гея и вообще, я даже не знаю кто этот Кабан.
- Кобейн и он не гей, - поправила я.
- Да не важно, пойми, я в твои годы…
И тут меня что-то очень сильно торкнуло. Опять это наваждение, вторая волна, Дзен, называй, как хочешь. Я медленно встаю, не отрывая пристального взгляда от матери и съезжаю с катушек. Начинаю визжать во всю мощь, срывая горло. Я покраснела как помидор, из глаз потекли слезы. Прокричи я еще немного, то окно разлетелось бы на мелкие осколки.
- ТЫ ВСЕГДА ДУМАЕШЬ ТОЛЬКО О СЕБЕ. Я НЕ ТАКАЯ КАК ТЫ!
По раскрасневшейся щеке прошлась материнская ладонь:
- Сядь и не ори, - приказала она. – Подрастешь - поймешь, а пока будешь сидеть дома.
Дверь в мою комнату захлопнулась с такой силой, что под ногами затрясся пол. Я упала на кровать и прорыдала в подушку весь оставшийся вечер. Хотя папа предпринимал попытки как-то меня успокоить, но я не поддавалась. Приняла вид гордого оленя и озлобилась на своих родителях.
Я решила отомстить. И выкурила целую сигарету, насильно. Когда я сделала первый затяг – то задохнулась в кашле. Но перед глазами сразу предстал Курт, и он курил. А если он может, то и я.
Я затянулась еще раз, опять закашляла. Во рту оставался какой-то мерзкий привкус, мне было противно. Я ведь уверена, что одна выкуренная сигарета сокращает жизнь на десять минут. И одной мне было мало, потянулась за следующей, и уже на третьей сигарете меня стало тошнить. «Кури, кури, кури, кури, кури».
Зачем я это делаю? Дневник, я хочу накуриться, а потом случайно обронить сигарету в прихожей, чтобы мама заметила и стала переживать за меня, злиться, ругаться.
Почему я такая злая? Ты лучше ответь мне, почему мир такой злой, почему Курт умер в таком раннем возрасте? Где справедливость? Почему в мою личную жизнь суют любознательные носы? При всем желании расскажу, а если не захочу, то и не буду!
С тех пор я стала брать тебя с собой дневник. А теперь вот, решила поделиться переживаниями.
В общем!
Устала писать. Рука сохнет. Тем более, сейчас начнется дождь! Думаю, что в этот раз ты уже захлебнулся в потоке моих мыслей.
Выплывай.
Удачи Дорогой дневник. Пойду домой.

11 июня. 2004 года. Пятница.
16 лет.
Они купили мне гитару. Ура-ура-ура. Люблю их!

Вечер.
День рождения! До сих пор под впечатлением. Это был самый лучший день в моей жизни. Родители устроили мне сюрприз, от которого я пришла в такой восторг, теперь всю ночь глаза не сомкну. Вдохнули в меня жизнь!
Когда я проснулась утром, у меня в комнате аккуратно упакованная в розовую оберточную бумагу, с большим наклеенным бантом стояла гитара. Я выдохнула, и это был такой расслабленный счастливый выдох, что мне захотелось его повторить, не получилось. Я вскочила и не знала, что мне сделать в первую очередь, кинуться к родителям в объятия или разорвать праздную упаковку и взять ее в руки.
Металась как червяк на крючке, радовалась. Хотя червяки на крючке умирают! Эм. Я была счастливым червяком.
В комнату зашли родители и громко пропели:
- С днем рожденья Тебя, с Днем рожденья тебя, с днем рожденья, с днем рожденья дорогая ЖенЯ.
И сейчас, пишу и думаю, какая я глупая была, когда стала ненавидеть своих родителей. Какая идиотка! Они самые лучшие. Самые-самые-самые, единственные и крутые во всем белом свете.
- А сейчас быстро в ванну, завтракаем и едем, - праздно сказал папа, пока мама накрывала на стол.
- А куда?
- Сюрприз.
«Ну, хорошо, сюрприз так сюрприз» - подумала я, и принялась рвать розовую бумагу.
Держу в руках. И не понимаю, что с ней делать.
Ну на самом деле конечно же, понимаю, но я, опьяненная радостью, просто держала ее в руках. Слегка дернула струны. Мне кажется, если я жахну по ним, то струны непременно порвутся. Понюхала… Вот оно, наслаждение! Чувствую ритм жизни. Мне хочется творить только добро!
Сюрприз оказался неожиданным, как раз то чего мне не хватало, это Большой неожиданности.
Родители пригласили Соньку с семьей, и мы поехали за город на шашлыки.
- А вдруг дождь? – спросила я.
- Значит, будем танцевать под дождем, - ответила мамочка и улыбнулась.
- А Сонькины родители вегетарианцы! Как они будут шашлык есть? – хихикнула я.
- Они сказали, что не всегда были вегетарианцами и думают, что Кришна или кто там у них, не обидеться, если они позволят себе съесть кусочек свинины в честь твоего дня рождения.
Боже мой, на какие жертвы люди идут ради меня! Я просто шокирована. Ведь все не так уж и плохо, как может быть? Главное не выбивать себя из этого ритма. Может, мне надо лишь улыбнуться разок другой этому миру и он полюбит меня!
Было очень непривычно видеть, как Сонькины родители едят мясо. Признаюсь, мне казалось раньше, что вегетарианство – это дарование свыше. На каких-то непонятных психологических уровнях, человеку дано понять, что кровь и мясо животного – это кровь и мясо людей, так как человек является по сути тем же животным. Значит поедание мяса животных сравнимо с каннибализмом, получается так. Хочу стать вегетарианцем, и сравнивать себя с растением. Но Сонькины родители, сказали, что если я буду растением, то не иначе как плотоядным, так как это новая градация, где вегетарианец уже не животное из плоти и крови, а цветок из хлоропласта и воды. В общем, та же история с каннибализмом. Животное ест животное, растение – растение! Вот же не задача. Чем тогда питаться, чтобы никому не причинить вреда?
Ой, от радости пишу какую-то фигню. Решила пофилософствовать! Неудачно, ничего страшного.
Да! Они ели мясо и хвалили моего отца за прекрасно приготовленный шашлык, хотя не знали до этого, каким он должен быть на вкус. Смешные они!
Природа, лето, все цветет и пахнет и среди этой красоты, нахожусь я, чувствительная натура, также цвету и пахну. Я бы хотела взлететь и раствориться над озером в чистом воздухе, стать его частичкой и парить над миром. Я бы хотела, чтобы он был рядом со мной и мы, держась за руки, облетели весь мир! Это просто непередаваемое ощущение полного спокойствия. Праздник! В мой день рождения был праздник! Любовь от родителей, преданность друзей и присутствие моего любимого. И только я обладаю даром его видеть. Может быть, это похоже на наркотик, но сладкий и приятный. Да, он вызывает привыкание, но не несет в себе разрушительных свойств.
Может быть, рай – это и есть постоянное чувство праздника?
Что-то меня понесло…
Сегодня на природе мы играли в мяч, веселились, пели, разговаривали и совсем забыли, что какой-то месяц назад я разбила Аньке нос! Горжусь собой, до сих пор.
Я сейчас смотрю на свою обновку и уже чешу руки, и кусаю локти. «Ща бы как сыграла»! Эх!
Случилось всего столько, что описывать это – значит не спать всю ночь, не смогу. Залипаю! Наверное, будет лучше, чтобы этот день, навсегда, остался в моей памяти, а не на страницах дневника.

13 июня 2004 года. Воскресенье. День.
Сонька знает, кем хочет стать! А для меня это оказалась проблема. Ведь на протяжении всего детства я никогда не думала о своем будущем. Но теперь с появлением гитары, я точно решила - буду музыкантом. Создам свою рок-группу и буду репетировать в каком-нибудь гараже. Это не просто мечта, это стремление пережить жизнь моего кумира, Курта Кобейна.
А вообще, если судить о нем как о музыканте, то… Курту простительно, что иногда не попадает в такт. Все концертные записи, которые я видела, говорили только об одном – «раздолбай». Нет-нет не Кобейн раздолбай, а его действия… Например – раздолбай гитару, раздолбай свою голову или раздолбай себя о руки фанатов. Да он весь такой, отдавал себя всего публике. Мне кажется, что Курт никогда не хотел быть чьим-то кумиром. Несмотря на всю славу, он продолжал быть молодым парнем в рваных джинсах и сигаретой в зубах. За это, наверное, его и полюбили. Каждый обычный молодой человек видел себя в нем. Это показатель – у каждого есть шанс выступить! И ты это можешь несмотря на всю жопу, которая твориться вокруг.
Наверняка, он, сидя перед зеркалом, повторял – «не зазвездись».
Дневник… я счастлива. Я оптимист, черт возьми…
Пойду, поиграю.

2 июля 2004 года. Пятница.
Все тело ноет! Мне очень больно.
Выписали из больницы!
Как? Что случилось, спросишь ты. Случилось страшное, гораздо страшнее, чем драка с Анькой.

 Отправлено: 29.07.10 12:13. Заголовок: 3 июля 2004 года. Су..

3 июля 2004 года. Суббота
Не буду томить - больно писать.
Я оказалась тупым леммингом. Кто-то впереди прокричал – «ЕДА» и все толпой ринулись за ним. ЛОВУШКА! Стадный режим всегда приводит к ловушкам! Там не еда, а обрыв глубокий с полом из острых скал. И вот я валяюсь дохленькой леммингшей среди трупиков своих сородичей.
Лемминг – было первое слово, которое я вспомнила, когда очнулась. И вместо того, чтобы как-то успокоить склонившуюся надо мной маму, я спросила:
- Кто такие лемминги?
Положение хуже некуда, ненавижу больницы, воняет спиртом и больными старухами. Я вообще старух не люблю, ведь от них воняет мылом. И получается, что в больнице воняет проспиртованными намыленными старухами, тошнит от одного воспоминания!
Сегодня, дневник, я расслаблена, впервые за целый месяц. Наконец-то дома! Теперь могу спокойно рассказать тебе, что случилось. Хотя эта трагедия до сих пор стоит перед глазами, страшно, очень страшно!
Тогда тринадцатого июня я опять поругалась с мамой и убежала из дома. Я хотела записать в тебя еще пару мыслей о «лосе», Соньке и моей мечте! Я придумала название группы – «В Нирване», решила, что не стану скрывать своей любви к Курту, пусть все знают, что моя группа в честь Nirvana. Хотела доказать этим, что он жив и музыка его жива. А Сонька и «лось», должны были со мной играть в группе. Но мама все испортила. Или… это я все испортила? Не помню. Кажется, что это было несколько лет назад. А на самом-то деле всего месяц с хвостиком.
Голова болит…
В общем, мама или я в этом точно виноваты. Объясняю: я дура такая не спрятала сигареты, не выкинула их, как хотела. Сразу приперлась и к гитаре играться со своей игрушкой, а мать виновата, что отказывалась меня слушать.
- Ты считаешь, что это круто? Тебе только-только стукнуло шестнадцать лет, а ты уже куришь.
- Мамочка, это не то о чем ты думаешь, - говорила я. Но как себя оправдать я не знала.
- Сколько ты еще будешь меня мучить? Сейчас сигареты, а потом что?
«Наркотики, грязный секс, проституция» - это я сейчас пишу! Тогда мне было стыдно.
Я стояла с раскрасневшимися щеками и слезы щипали глаза, но я не плакала.
- Женечка, ну зачем? Ну, неужели ты не понимаешь, что я люблю тебя! Я твоя родная мать, не враг. Ты можешь различить эти слова?
- Мамочка, прости. Я честно! Я всего-то выкурила, может одну сигарету и мне не понравилось, честно.
Но она уже не останавливалась и стала перечислять все мои недостатки! Что, мол, я съехала, стала неуправляемой. И в пик своего гнева вдруг вспомнила:
- Ты сама назвала меня злостной химерой!
- Почему ты меня не слушаешь? – спрашиваю я.
- Мне не нужны оправдания.
- Но что мне делать?!
Она сама не знала. Чем мне себя оправдать, чтобы снова стать любимой дочерью?
- Женечка, я просто хочу, чтобы ты от нас не отстранялась. Ты считаешь, что родители твоей подруги лучше нас. Я не спорю, они замечательные люди, но неужели мы настолько тебе ненавистны, что ты считаешь нас занудами.
- Я не…
Теперь не знала я, что мне ответить, чтобы убедить маму в ее безупречности! Она самая лучшая мама в мире и никакая другая мама ей в подметки не годится. Чтобы я не сказала, у нее есть джокер в рукаве: «Я читала твой дневник, твои мысли! Там написана, правда, там вся ты…»
В общем, мы так и оставили тему открытой. Ни я не смогла утвердиться в роли любимой дочки, ни мама не смогла меня понять.
Возможно, дневник. Ты скажешь, что она плохая мать! Отказывается принимать свою дочь такую, какая я есть. Но сейчас я понимаю, что она права. Мне надо бы быть сдержаннее! Какой к черту переходный возраст? Сонькины родители тоже многое требуют от моей подруги, и она выполняет, а взамен они делают тоже самое. У них в семье царит договоренность… нет… терпимость… нет… взаимопонимание. А у нас? Я не понимаю их, и считаю что они меня тоже, а на самом деле, все обстоит как раз наоборот. Какими бы родители не были не успевающими за модой и не знающими Курта Кобейна, мама всегда была и будет опорой.
Я знаю, что из-под моей ручки вытекает чернилами бредовый текст. Текст бредового наркомана… нет… бредовый текст наркомана, но сейчас в голове царит каша.
Так или иначе, но я смоталась из дома и пошла на свое любимое место. Понимаешь, просто наверняка моим родителям кажется, что они предприняли кучу попыток, чтобы хоть как-то наладить со мной отношение. Устроили банкет, купили гитару, день рождения, прощали многое, а я столб столбом.
В тот день я была тупой маленькой девочкой! Я мечтала только об одном – остаться одной. Гнев полыхал на лице, выдаваясь красными щеками. На башке царил хаос, волосы в разные стороны. Да и погода была совсем не счастливая, то порывы ветра, то тучи, но без дождя. Я как лошадь мчалась вперед и только вперед к своему дереву возле пруда, в мой мир, где меня дожидался Курт Кобейн.
Я понимала, что становлюсь шизофреником. Ведь по идее он плод моего воображения. Но чем вызван? Преданным фанатизмом, любовью! Всем. Всем. Всем. Я люблю группу Nirvana, я люблю Курта Кобейна, он талантливый певец, он обаятельный парень, он ранимый, нежный, мертвый.
Не вытерпела и закричала.
Мне хотелось только смерти. А в ушах отдавалось – «Злостная химера».
- Она меня не любит, раз не верит! Она ничего не сделала, чтобы меня полюбить.
Да-да, на тот момент мои мысли были именно такими! Я снова возненавидела своих родителей. И странно, отец-то тут не причем. Он вообще не был в курсе происходящего. Но тогда я считала, что в тихом омуте черти водятся. Он заодно с матерью. И когда я приду домой, тоже не поймет меня.
Родители тогда плавно переплывали из врагов в друзей, не уживаясь ни в одном состоянии. Я их ненавидела и любила одновременно.
Хм. Помню, что тогда я мечтала покурить. И хотела, чтобы с каждым моим новым затягом, Курт входил в меня. Я затягиваюсь – он пихает. Мне было все равно, что может случиться. Ведь по сути меня заругали по смехотворной причине, нашли пачку сигарет. Я опять же прямолинейная дура, сама сказала, что выкурила сигарету, нет бы соврать, что, мол, не мое, а Сонькиного брата!
Я дура!

Еще помню, что тогда хотела умереть! Очень сильно… Я представляла это так:
Я умираю, трагичной смертью, меня например, сбивает машина, врачи обещают родителям, что сделают все возможное и борются за мою жизнь. Смертельная схватка со смертью. Смерть с косой, доктор со шприцом. Смерть замахивается, врач отдает команды – разряд, следит за монитором. Смерть смеется. Врач не отступает и кричит – столько-то кубиков какой-то там гадости. Но смерть сильнее! Я на минуту прихожу в себя, вижу напротив родителей, Соньку с ее родителями и братом, Лося, Картавого Димку, Аньку с разбитым носом, всех своих одноклассников, еле слышно шепчу им: «Простите», и тогда из толпы выходит Курт, берет меня за руку, и мы уходим. Я становлюсь счастливой.
Я слышала ранее, что мысли имеют наглость материализоваться! И в тот день случился как раз тот самый феномен.
Просидев около своего дерева пару часов, дождавшись сумерек, я собралась идти домой. Но медленно-медленно! Еще медленнее, два шага в минуту!
Опять погрязшая в собственных раздумьях, не заметила, что напротив стоит какой-то придурок. Нет… вроде придурок не стоял, а шел. Не помню! Я прошла мимо, не придавая никакого значение, что он не сводит с меня взгляда. Но тут услышала:
- Эй, девушка.
Я не обернулась и ускорила шаг.
- Вас проводить?
В голове заиграла «I hate myself and want to die». Он догнал меня и загородил путь. Он шкаф, накаченный парень, лет двадцати пяти, с кепкой на лысине и застегнутой до шеи ветровкой «Adidas». Он в клетчатых шортах и коричневых сандалиях, волосатые ноги… я не помню, как он выглядел точно.
Попыталась пройти мимо – мешает, и смотрит на меня мыльным смазливым взглядом. Уже раздражает.
- Куда спешишь?
- Домой.
Почуствовала, как накатывает легкая паника. Вокруг никого и уже достаточно темно! Курт тоже уловил неладное. Он поддошел к нему ближе и принюхался. Курт машет руками, пытается сказать, чтобы я сваливала как можно быстрее.
Но что, он, призрак, воображение, сможет сделать?
- А где такая детка живет?
Все, теперь я поняла, что ему надо! Он назвал меня «деткой».
- А как тебя зовут?
Я молчала, следя за каждым его движением. Дрожь била спину. Меня кидало, то в жар, то в холод.
- Ты так и будешь молчать?
Курт пришел в бешенство и стал носиться вокруг него!
- Что тебе надо? – спросила я, как можно четче и сдержаннее. Но голос дрожал и уже под конец фразы сорвался на мышиный писк.
- А ты как думаешь? – усмехнулся он и погладил у себя между ног.
Заметив ужас на моем лице, он сказал:
- Умная девочка, быстро все поняла. Я не сделаю тебе больно.
Он подходит ближе, уже почти вплотную, как я срываюсь с места и бегу, настолько быстро, как могу.
- Стой сучка, куда? - Слышу крик в спину.
Я тоже начала кричать, что-то невнятное. Типа: «А. Не надо. На помощь. Отвали». Все слитно и неразборчиво. Он нагоняет. Наверняка спортсмен, с такими-то ногами, шкаф, просто жеребец какой-то. Это не сравниться ни с каким воображаемым изнасилованием в особняке. Это взаправду, в два раза страшнее, непередаваемо.
И куда пропали все люди из парка?
Курт бежал рядом и умоляюще на меня смотрел!
- Пожалуйста, не останавливайся, беги, беги. Пожалуйста.
Он хочет его остановить, но не может.
Знаешь, дневник. Мне бы хотелось, чтобы он был альтруистом! И кажется, что в какой-то степени таковым и был, при жизни. Он бы защитил меня, жертвуя собой. Кинулся на рожон с криками: «Я его задержу, беги и не останавливайся, быстрее ветра!». Где же вы мои речные кони?
Я упала. Не споткнулась! Он меня догнал и толкнул. Сильно! Так, чтобы я не смогла быстро подняться.
- Я, что с тобой в кошки мышки играть буду?
Он хватает меня за волосы. Куда сильнее, чем Анька. Я вскрикнула, но не заплакала. Страх пока не дает мне разреветься! Я понимаю, что сейчас, что-то будет. Страшное. Очень страшное. Надежда только на чудо. Очень хочется писать! И при всем в голове крутиться: «Только бы не обоссаться». Странно, в моих мыслях в этот момент я была везде, кроме своего тела. Я была рядом с мамочкой, у Соньки в гостях и думала только о них.
Предприняла попытку зарядить ему между ног. Не получилось, он рассвирепел еще сильнее и отвесил мне такую оплеуху, от которой я с разворота плюхнулась на землю. В висках что-то будто защемило, в ушах зазвенело, а перед глазами куча-куча волшебной пальцы, сияющей такой. Так вот он, какой Дзен, со своим молотом. По лицу заструилась кровь.
- Ты что бляха муха? Совсем страх потеряла, сука?
Он схватил меня за руку. Вообще я уже смутно понимала, что происходит. Перед глазами от такого удара все потекло и померкло. Единственное о чем я молила:
- Не убивай меня. Не надо, прошу.
Он молчал.
Сейчас я набралась смелости и представила, как это может выглядеть со стороны. Разъяренный психопат тащит за руку истекающую кровью перепуганную девушку в кусты. Она пытается орать, но уже, похоже, все равно. Как-то… не так.

Переношусь туда:
Курт рвал на себе волосы и орал на него:
- Отстань ублюдок. Отойди от нее педик. Умри.
Курт пытался заставить сделать его невозможное, например, залезть в чью-то жопу, сдохнуть на месте, отравиться.
Бедный мой Курт! Теперь достается мне!
Я вижу, как он нервно стаскивает с себя шорты, потом валится на меня и начинает облизывать лицо. Как обезьяна тискает меня, пытается порвать на мне футболку. Не получается, слишком спешит. Поэтому просто приподнимает.
Я чувствую, как воняет у него изо рта, но продолжаю стонать:
- Не убивай меня.
Этот придурок впивается ртом в мой сосок. Левым… да левым бедром, чувствую его остолбеневший горячий член. Мне хочется рыдать. Молю Бога, чтобы это быстрее кончилось.
- Не убивай меня.
Он расстегивает ширинку на моих джинсах и уже приподнимается надо мной, теребя в руках свой член. Как вдруг. Уменьшается, а потом и вовсе пропадает из виду.
Я слышу знакомый голос, но не узнаю.
- Ты что сука удумал? Я тебе за нее яйца отрежу, скотина… - потом провалилась куда-то в себя.
«Яйца отрежу, скотина» - звучит смешно. Я сейчас представила, как он будет выглядеть без яиц.
В общем, на этот раз это оказался Сонькин брат. Он спас меня! Теперь-то я думаю, что в третий раз моего или воображаемого или реального насилия (если оно, конечно, случиться) спасения не предвидеться. Козыри все растеряла.
Такая вот история. Я уж испугалась, что буду прощаться с девственностью под телом вонючего и потного качка среди колючих кустов, в своем любимом парке. А ведь мечтала, что в этот особенный день, сам Бог будет обливаться завистью, подглядывая за мной и моим любовником, Куртом. Кобейном.
Спокойной ночи!

4 июля 2004 года. Воскресенье.
Сидели и разговаривали с мамой.
Она держится молодцом.
Смеется вместе со мной. Скрывает боль. Но материнские глаза, самые говорящие в мире. От меня не ускользнули ее растерянность и страх. Она знает, что такое может случиться с любым человеком, но почему именно со мной?
Погладила меня по щеке и слегка дотронулась губами до лба, боится, наверное, думает, что поцелуй она меня сильнее, моя голова разломилась бы на части. Она как Мэрилин Монро. Я только сейчас это поняла, потому что мама также улыбается. Она как бабочка порхает вокруг своего любимого цветка жизни, меня, то есть. Она счастлива, что я жива. Я счастлива, что она счастлива. Она счастлива, что счастлив папа, потому что он счастлив, что счастлива я…
Мы счастливы! Лучше так напишу.
Но! Осмелилась поставить жирный-жирный восклицательный знак. Правда ли это? (такой же жирный вопросительный).
Скорее наоборот. Я делаю вид, чтобы они не волновались. Ведь я принесла им столько боли своим идиотским мышлением и поступками. Мне жалко моих родителей.
В больнице я провалялась целый месяц!
Помню лишь, как Сонькин брат донес меня до дома, а потом все будто в тумане завертелось. Из-за этого маньяка у меня было легкое сотрясение мозга. Но серое вещество из ушей не вытекала (вроде бы). Но каким-то боком я еще умудрилась удариться затылком.
Жива в общем.
Я вновь стала центром внимания. Если призадуматься, это похоже на хороший сценарий для психологического фильма. В семье не без урода.
Ранимый «подросток-максималист-эскапист» убегает из дома, пытаясь спрятаться в собственном мире, но у него ничего не выходит, потому что мир этот с хрупкими стенами, и выход он находит только один. Смерть!
На протяжении всего того времени, которое я провела в больнице, я размышляла. О жизни и случившемся, о семье и о Кобейне!
Ты, дневник, находился все это время рядом, лежал у меня на тумбе. Не могла писать. Я постоянно тебя перечитывала и переживала все события заново. Будто зависла во времени, как в фильме «День Сурка».
Почти каждый день мое одиночество сглаживали мама и папа, Сонька с братом и родителями.
Кстати говоря, ее брат стал для моей мамы настоящим героем. Но не для меня. Нет, я, конечно же, благодарна за спасение, очень. Если бы не он, то все могло быть еще хуже. Но главным героем для меня всегда останется Курт. Я благодарила Сонькиного брата от души! Но никто кроме меня не видел, кто все это время был рядом.
Если бы Курт мог, он бы раздолбал гитару об его голову. Точнее наоборот голову об гитару. С таким же энтузиазмом как он делает это на концертах.
Пошла спать.

7 июля 2004 года.
Голова еще болит и немного подташнивает. Врач сказал, что так и будет в первое время. Слабость и сонливость. Надо набирать силы за это лето. Мне сейчас тоскливо. Очень хочется, что-нибудь сделать, а я ссыхаюсь в постели. Хотя мама обещала, что мы завтра сходим погулять.
Дневник.
Какая же я…
Я столько раз называла себя дурой и идиоткой, что теперь не знаю продолжать ли мне писать? Ты и так прекрасно знаешь, кто я такая. Пройдя сквозь огонь, воду и медные трубы я не раз задавалась вопросом: Почему все это случилось именно со мной? И что мне делать дальше? Я что, левая? Крайняя? Особенная? ИЗБРАННАЯ? Может сама накликала на себя беду?
Мысли сейчас путаются. Мне очень тяжело признаться!
Мне страшна сама жизнь. Когда я лицом к лицу столкнулась с непониманием, унижением, болью, насилием, я осознала лишь никчемность своего жалкого существования. Я градирую из одного состояния в другое как осьминог. То растягиваюсь, то сужаюсь, принимаю любую форму.
Вообще жизнь – это дешевая шлюха, которую, в конце концов, поимеет смерть. Смерть вообще всех в итоге имеет. Однажды она поимела Курта и теперь его преданные последователи не знают, что делать. Но, кажется, я нашла ответ.
Мама и папа ушли в магазин, оставили меня одну. Я попросила включить мне Nirvana, одну единственную песню и поставить ее на повтор.
I laughed and shook his hand
And made my way back home
I searched for form and land
For years and years I roamed
I gazed a gazeless stare
At all the millions here
I must have died along
A long, long time ago
(с)Nirvana – the man who sold the world

С каждым новым повтором на меня накатывают волны меланхолии! Возможно, я сама их вызываю? Внушаю, что все к черту идет!
Каждый день мое настроение менялось, пару дней назад я как полоумная смеялась и строила грандиозные планы на будущее порабощение этого жалкого мира своей величайшей группой, посвященной Нирване, а сегодня я никто и ничто. Пустая телесная оболочка с одной и той же мыслью в голове: «Мне хочется быть рядом с ним».
Я понимаю дневник, что иначе быть не может. Я ранее писала, что выбрала путь и теперь обратной дороги нет. Я поняла, что жить без Курта Кобейна – значит не жить.
Да плевать я хотела на твое мнение, дурацкая ты бумажка! Ты же не понимаешь, о чем я говорю! Здесь не идет речь, видела ли я его в живых или нет. Я намекаю на то, что Курт живет во мне! Nirvana поет во мне. Мое сердце пляшет под “Smells Like Teen Spirit”, я засыпаю под “My Girl”, а просыпаюсь под “Lithium”, пью кофе под “Come as you are” и наконец,… умираю с песней на устах: I must have died along a long, long time ago!
Я только сейчас поняла (размыто от слез) что не должна была жить. Я родилась не в то время. Наверное, Бог кидал мне напоминалки, как на телефоне функция: «Ко, пора уже умирать! Твой Курт ждет тебя в раю. Прощайся давай с мамой и папой, и в путь!». А я тянула.
Неспроста же я умирала в своих мыслях, меня пытался изнасиловать какой-то идиот, я ругалась с родителями, не ночевала дома, хотела научиться курить и все это только ради одного!
Ради чего?
Подумай, дневник. Хорошо подумай!
Да, прав. Возможно, в какой-то степени я одержима им будто демоном. Но все, все чтобы я не сделала, должно было происходить во имя Курта Кобейна, отца, наркомана, музыканта и просто крутого парня!
Время пришло! Сейчас я разденусь.
(Вчера мама купила мне новые розовые трусики). Я предстану в них перед Куртом.
Я возьму мою любимую фотографию Кобейна, там, где он такой милый-милый и бородатый, широко улыбается, как ребенок и засуну ее в трусики. Это знак, дневник - он лишает меня девственности, не подумай, что я извращенка.
Знаешь, я надумываю написать предсмертное послание. Именно, что послание, а не письмо или записку. Сейчас-сейчас. Смотри:

«ПОШЛИ ВЫ ВСЕ К ЧЕРТУ, ПРИДУРКИ!»

Ну как? Нет… слишком грубо. Я тоже так думаю. Тогда:

«Дорогие мама и папа, а также все близкие и просто сочувствующие.
Меня зовут Женя, и мне недавно исполнилось шестнадцать лет. (Это для тех, кто найдет мою записку). Сейчас вы смотрите на мой труп и вероятно задаетесь вопросом: «Почему? Отчего? Зачем?».
Заранее отвечу!
Почему? – Потому что надоело. Потому что чувствую себя тупой и убогой леммингшей (лемминг – зверек самоубийца). Я уверена, что вам, обычным сочувствующим глубоко наплевать на то, что перед вами лежит мой труп.
На моем месте? - а вы не сравнивайте! Скажите лучше, почему все вокруг не идеально и паршиво? Я надеюсь, что каждый из вас, кто сейчас окружил мой труп, сделает правильный вывод и поймет, что как-то причастен к смерти этой полуголой с фотографией какого-то бородатого парня в трусиках. Если у вас, конечно, есть совесть.
Отчего? – От того, что никто вокруг не разделяет моего мнения, моего одиночества и жизни. Пустота сгущается, тяжело дышать, сложно с кем-то говорить. Ни родители, ни друзья не могут меня понять, все они твердят одно и то же. Разделяют жизнь на «хорошо» и «плохо», но поймите вы, наконец, я хочу сама решить, как поступать. Так что считайте мое самоубийство – первый взрослый рассудительный поступок.
Зачем? – Затем, чтобы отдать последнюю дань моему кумиру Курту Кобейну. Прошу не думать, что моя смерть – бесцельна. Представьте, вы знаете, что где-то Там есть идеал. Неужели вас что-то остановит перед стремлением ринуться к нему в объятия? У любви нет границ, не маленькие ведь сами знаете. Пусть я еще молода,… нет,… мала, но мне кажется, что в жизни я знаю куда больше вас, обычных серых, частичек дурацкой толпы с одними и тем, же правилами.
Я умру... Но навсегда останусь шестнадцатилетней! А вы будете старыми и немощными, никому не нужными и тогда, смерть придет и поимеет вас.
Что ж, извините, что оторвала у вас столько-то времени. Уверена, слух обо мне, на районе будет ходить очень долго, поэтому прошу вас:
ИДИТЕ К ЧЕРТУ, ПРИДУРКИ!
Простите, мамочка, папочка, Сонька + родители и брат, Анечка – дура!»

Вот как-то так. Видел?
Я решила выпрыгнуть из окна, сжимая в руках этот листик.
Знаешь, дневник. Мне не страшно. Я если честно даже жду, когда это случиться!
А в принципе, что я жду? Хотя…
По щекам текут слезы, еще чуть-чуть, и мы встретимся. Мы будем жить в нашем особняке с каменными изваяниями, в городе с концовкой на «-таун». И никто, слышишь? Никто не сможет помешать нашей любви, которой мы будем предаваться каждый день, каждые два часа. Ни одноклассники, ни мама или друзья, ни извращенец в парке.
Я чувствую себя птицей. Сейчас расправлю крылья и полечу вниз. А потом резко воспарю и в небо! Высоко-высоко к ангелам!
Простите все…

I must have died along a long, long time ago.

 Отправлено: 13.01.11 00:27. Заголовок: История типичной фан..

История типичной фанатки.Мне безумно понравилась.Очень реалестично написано.Читал и педсатвлял всё это.Трагичный конец тоже впечетлил.Я бы ввёл это в школьную програму.

Молодец.